они живут под нами

1) ( при обозначении места) под

2) ( при обозначении времени) под, во время, при

3) (при указании отношения к кому-либо, чему-либо или зависимости, подчинения) под, у

4) ( при указании меры или возраста) меньше, около, под

5) ( при обозначении состояния) в, под

6) в, с

общ. они живут под нами

1. agg.

1) (che si trova sotto) нижний; расположенный внизу

2) (minore) ниже (avv.)

2. m. e f.

•

1. avv.

1) (stato in luogo) внизу; (moto a luogo) вниз

2) (più avanti) ниже

2. prep.

(stato in luogo) под + strum.; (moto a luogo) под + acc.

3. m.

4. agg.

•

1) (tempo) через + acc.; между + strum.

2) (luogo) между (меж) + strum. (+ gen.); через + acc.

3) (compl. di relazione) среди + gen.; с (между) + strum.

4) (partitivo) из + gen.

5) (o... o...) или... или...

•

•

• ilyen körulmények \között

• в среди

• между

• среди

* * *

отвечает на вопрос где? ме́жду кем-чем; в чём; среди́ кого-чего

* * *

nu. 1. {térben} между чём-л.; среди/промеж чего-л.;

2. {időben} между чём-л.;

3. {vmely csoporton belül) среди кого-л.; посреди кого-л.;

4. átv. {körülményhatározóként} в/при чём-л.;

5.

6. szól.;

  Бойня номер пять

   1972 – США (103 мин)

     Произв. UI, Vanadas (Пол Монэш)

     Реж. ДЖОРДЖ РОЙ ХИЛЛ

     Сцен. Стивен Геллер по роману Курта Воннегута «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (Slaughterhouse Five, or The Children's Crusade)

     Опер. Мирослав Ондричек (Technicolor)

     Муз. Глен Гулд

     В ролях Майкл Сэкс (Билли Пилигрим), Рон Лейбмен (Пол Ладзаро), Юджин Роуч (Эдгар Дерби), Шэрон Гэнз (Валенсия Мёрбл), Вэлери Перрайн (Монтана Уайлдхэк), Робертс Блоссом (Бешеный Боб Коди), Соррелл Бук (Лайонел Мёрбл).

   Билли Пилигрим, обычный американский гражданин, умеет путешествовать по всем периодам своей жизни, однако не может эту способность контролировать. Постоянные прогулки туда-сюда во Времени приводят его то в детство, то в военные годы, когда он был военнопленным в Германии (его разместили в «Бойне № 5») и среди немногих уцелел при бомбардировке Дрездена. Однажды он, семьянин с многолетним стажем, отправляется на съезд оптиков и, садясь в самолет, предчувствует катастрофу но не может ничего изменить. Самолет разбивается в снегах, и Билли чудом остается в живых. Он переносит операцию на мозге: тут-то и начинаются его «путешествия». Его жена мчится на «кадиллаке» к нему в больницу и погибает, отравившись выхлопными газами. Билли живет один со своей собакой и не желает переселяться к дочери и зятю. Часто в своих путешествиях он оказывается на планете Тральфамадор, куда его однажды забрали инопланетяне. Там, под куполом, укрывающим его от смертельного для землян воздуха планеты, он проводит дни в райском блаженстве, в обществе Монтаны Уайлдхэк – восхитительной кинозвезды, которую похитили для него инопланетяне, жаждущие посмотреть, как жители Земли совокупляются. Билли прекрасно знает обстоятельства своей смерти: произнося речь в Филадельфии, он будет убит полубезумным ветераном войны по имени Пол Ладзаро, с которым был знаком еще в Германии, – тот убежден, что Билли стал виновником гибели его друга. Но это ни в коей мере не волнует Билли, поскольку на Тральфамадоре время не имеет ни начала, ни середины, ни конца.

   ►  Эклектичный – без сомнения, слитком эклектичный – талант Джорджа Роя Хилл а подтолкнул его к созданию ряда поверхностных и сверхприбыльных развлекательных картин с участием крупных голливудских звезд (Мясник Кэссиди и Парнишка из Сандэнса, Butch Cassidy and the Sundance Kid, 1969; Афера, The Sting, 1973). В другой, потаенной части его творчества перед нами раскрывается более привлекательный художник, умеющий выражать собственные страх и неуверенность, опираясь на богатый, объемный и зачастую шокирующий литературный материал (см. Мир Генри Ориента, The World of Henry Orient, 1964 – по роману Норы Джонсон, или Мир по Гарпу, The World According to Garp, 1982 – no Джону Ирвингу). Книга Курта Воннегута оказала особое воздействие на виртуозность формальных приемов Хилла, но он все же смог удержаться, чтобы не впасть в тяжеловесную претенциозность и многозначительность. Резкое противопоставление коротких эпизодов, сваленных в одну кучу без какого-либо хронологического порядка, – прием, которым слишком злоупотребляли кинематографисты 60-70-х гг. Здесь же он определяет саму ткань повествования – передает внутреннюю неустойчивость человека, порвавшего все связи с ценностями других людей и с Временем, в котором они живут, и полностью погрузившегося в собственную субъективную реальность, созданный им для себя искусственный рай. Калейдоскопической последовательности действия Джордж Рой Хилл стремился придать разнородную интонацию, где в равных долях смешиваются ирония, абсурд и кошмар. В этом плане его попытка чрезвычайно удалась, хотя и привела в замешательство немалую часть публики – в том числе горячих поклонников книги Воннегута.

   По сути, перед нами гуманистический фильм, в котором экзистенциальный страх и тяжелые переживания главного героя, осознающего всю абсурдность и ужасы войны, выражаются посредством тщательного и в то же время непринужденного использования повествовательных методов и драматургического содержания самых современных образцов научной фантастики. За непринужденной развязностью кроются замешательство перед лицом реальности и крайняя застенчивость: два этих качества характерны для самого Джорджа Роя Хилла. Его Билли Пилигрим – если отбросить все странности поведения – самый обычный человек, с которым может себя ассоциировать любой зритель. Это человек одновременно сложный и ясный как день; так же построен и рассказ о его скитаниях во Времени.

   Парадоксальным образом, крайне реалистичны и убедительны оказываются эпизоды, повествующие о войне с Германией; они остаются среди самых сильных сцен своего рода в современном американском кино.

1) они ( в косвенных падежах), их, им

2) они ( под логическим ударением)

••

3) Вы ( вежливая форма при обращении к нескольким лицам)

1) их, свои

2) Ваш ( при обращении к нескольким лицам)

3)

1) их имущество, своё имущество

2) родственники, свои

* * *

общ. близкие, вы (вежливая форма обращения к нескольким лицам), им, их, они, сторонники

  Три эпохи

   1923 – США (57 мин)

     Произв. Buster Keaton Productions (Джозеф М. Шенк)

     Реж. БАСТЕР КИТОН, ЭДДИ КЛАЙН

     Сцен. Клайд Брукмен, Джозеф Митчелл, Джин Хэвес

     Опер. Уильям Макганн, Элджин Лессли

     В ролях Бастер Китон (герой), Маргарет Лейхи (девушка), Уоллес Бири (злодей), Джо Робертc (отец), Хорэс Морган (император), Лилиан Лоренс (мать).

   Во все времена любовь всегда одинакова. Есть авантюристы, завоеватели, готовые на все ради победы – такие, как Уоллес, – и есть мечтатели, как Бастер. В каменном веке Уоллес и Бастер добиваются одной девушки. Уоллес сильнее физически, и родители девушки предпочитают его Бастеру. В Древнем Риме выбор родителей снова падает на Уоллеса, потому что у него высокий армейский чин. В наше время Уоллес опять покоряет родительские сердца, предъявив чековую книжку Первого национального банка. У Бастера есть только чековая книжка Последнего национального банка. Снова каменный век: Бастер хочет разбудить в своей избраннице ревность, флиртуя с другой женщиной. Но та – великанша и сбрасывает его в воду. Рим: Бастеру снова не везет; ему на голову падает ваза с балкона его возлюбленной. Наше время: в баре Бастер выпивает стакан воды, куда бутлеггер, желая избавиться от запрещенного товара, добавил спирту Захмелев, Бастер засыпает. Одному посетителю бара кажется будто Бастер послал его жене любовную записку, и он дает Бастеру взбучку. Каменный век: соперники бьются на дубинах. Бастер может победить только хитростью. Он прикрепляет к своей дубине камень и нокаутирует врага. В наказание его привязывают к хвосту слона. Рим: исход соперничества между возлюбленными решится на гонке колесниц. Поскольку идет снег, Бастер стартует на колеснице, которую тянут ездовые собаки (еще одну запасную, он спрятал в багажнике). Чтобы собаки бежали резвее, Бастер держит перед ними шест с привязанным котенком, которого коварный соперник бросил к их ногам. Бастер побеждает. Соперник сбрасывает его в ров со львом. Наше время: матч американского футбола. Ловкий Бастер побеждает соперника, погребенного под кучей игроков. На выходе со стадиона Уоллес подбрасывает в карман Бастеру фляжку с выпивкой, и Бастера арестовывают (как-никак сухой закон). Каменный век: Бастер похищает возлюбленную и тащит ее на плече. Он закидывает преследователей камнями из катапульты, затем в пылу борьбы катапультирует сам себя поближе к даме сердца. Он тащит ее за волосы: она в восторге. Рим: Бастер становится лучшим другом льва и делает ему маникюр на ногтях. Он выбирается из рва и избавляется от соперника, обрушив на него колонны дома. Наше время: он сбегает из полицейского участка и похищает невесту Уоллеса прямо из церкви, где уже идет подготовка к свадьбе. В каменном веке и в Риме супруги рожают многодетное потомство. В наше время они живут с маленькой собачкой.

   ►  1-я полнометражная постановка Китона. Эта крайне насыщенная картина сочетает чистый и весьма изобретательный бурлеск (точные гэги, погони, анахронизмы), кинематографическую пародию и элементы социальной сатиры. Позаимствовав для карикатуры сюжетную структуру Нетерпимости, Intolerance, фильм переносится из одной эпохи в другую и тасует их. По ходу действия перед нами 5 раз повторяется целая хронологическая последовательность (каменный век, Древний Рим, наше время); речь идет уже не об одном скачке из времен Адама и Евы в XX в., как это было у Хоукса в Фиговых листках, Fig Leaves, 1926. Помимо Нетерпимости, Три эпохи пародирует жанр пеплума в целом. Мишени социальной сатиры располагаются главным образом в нашем времени: всемогущество денег, исчезновение понятия семьи. В своем 1-м большом фильме Китон с головой ныряет в водопад переодеваний, своей барочной потешностью создающих резкий контраст с легендарной невозмутимостью его героя. Как бы мечтателен ни был этот герой, он использует всю свою находчивость и удивительную способность к адаптации, чтобы одержать победу над более крепким и богатым соперником. Во все 3 эпохи он покоряет сердце красавицы. Сцена, где Бастер едет верхом на динозавре, – один из самых старых (известных нам) примеров комбинированной съемки, сочетающей анимацию с реальным действием.

← Глава 5. Сленг без слов

→ Глава 7. СПИДометр

Маленький комментарий из области матологической географии.

Любое нормальное государство, в том числе США и Канада (здесь мы их почти не разделяем, так как в языковом отношении эти страны гораздо ближе друг к другу, чем, скажем, к Великобритании или Ямайке), в социальном отношении представляет собой слоеный пирог. Это нормально (ненормальной была невнятная социальная советская каша, в которой мы все росли). Так вот, обращаем ваше внимание на то, что в Америке социальная стратификация сопровождается и стратификацией топографической. Проще говоря, люди естественным путем поселяются в тех местах, где живут равные им по доходам и положению.

Не будем скрывать, мы любим не только Россию, но и Канаду с США. Последние гораздо лучше, чем может показаться тому, у кого впечатление об Америке складывается в основном из общения с хамами на границе и в консульствах или из материалов газеты "Завтра" и мнений наших политических комментаторов.

При всем при том, в Америке много и забавного, и плохого. Вот некоторые объективные цифры:

• В 2002 году только в Чикаго были убиты около 600 человек.

• Ежедневно полиция США задерживает 25-30 тысяч нарушителей, причем около четверти арестов связаны с алкоголем. Чаще всего это вождение в пьяном виде - D.U.I. = Driving under Influence. (Выпить за рулем там разрешается, но содержание алкоголя в крови не должно превышать норму.)

• За один день американцы тратят более 10 миллионов долларов на порнографию.

• 47% американских мужчин и 26% женщин считают, что секс лучше, чем деньги (при этом 16% женщин утверждают, что ни секс, ни деньги не доставляют им удовольствия).

• Средняя длина полового члена американца, по мнению американских мужчин - 25 см, по мнению американских женщин - 10 см.

• 23 города и поселка США носят имя города-героя Москвы.

Означает ли это, что, скажем, приехавшему на работу в Штаты специалисту из России страна откроется в том неприглядном виде, в каком она показана в фильме "Брат-2"? Абсолютно нет. Ни в плане общения, ни в плане, так сказать, ландшафтов - если вы не попали случайно в какие-то специальные обстоятельства или не спускаетесь на это дно сознательно (мало ли по каким причинам, может, бандитов, как наши менты, в Америке ловите). В США хорошее от плохого (пристойное от непристойного ит.п.) в значительной степени физически отделено. И хотя границы эти официально никак не обозначены, они легко определяются визуально - только глаз должен быть наметан. Нам кажется, что эта книга будет вам в данном отношении неплохим подспорьем. Она поможет на практике определить, в каком районе (какой зоне) вы находитесь, а значит, чего там следует ожидать.

Американский автор, который изучает американских маргиналов сознательно, живет в тихом спальном районе Aurora-Du Page County под Чикаго, где двери запираются чисто символически, под окнами бегают кролики, а автомобили останавливаются, чтобы пропустить переходящих дорогу жирных серых гусей. Чтобы там кто озвучил нечто из нашего словаря - ни разу такого не бывало, при том что живут там вместе и wasp'ы, и негры, и китайцы, и славяне - стратификация идет не по расовому критерию, а по поведенчески-доходному. Будешь ты там коситься на проходящего мимо негра? Да никогда! Тамошний негр - гарантированно человек порядочный (в чикагском метро ощущения будут совсем другими). А в 5 милях начинается другая часть района Аврора - Aurora-Kane County, прозванная в народе Кана Иллинойская (по аналоги с Каной Галилейской, где и Христа не пощадили). Там вечерами постреливают. В один не столь давний год настреляли столько, что по трупам на душу населения Aurora полгода держала первое место в стране. К чему мы это рассказываем? А "Не ходите, дети, в Африку гулять!". Это никакие не шутки. И если кто (не будем уточнять кто) думает, что мы американцев забьем своей крутизной и русской закалкой, так уверяем вас, что сальвадорская закалка не мягче, а то обстоятельство, что местный герой здесь вырос и всех знает, отнюдь не обременительно. В Ванкувере целая битва шла, несколько лет, между натуральной русской бандитней и Ангелами Ада (Hell's Angels), с перестрелками на улицах. Как вы думаете, кто победил?

Во всех городах Северной Америки есть исторически сложившиеся районы проживания малообеспеченного, сильно пьющего, курящего и колющегося населения. В этой среде, кстати, очень сильны расовые предрассудки, поэтому они еще и на подрайоны по национальностям разделены. Людей нечистых на руку и повышенно агрессивных там хватает. Не дай вам Бог забрести в неправильный квартал! Свидетелей не бывает никогда - им же там дальше жить. В Чикаго опасный район называется South Side, в Ванкувере - East Hastings. В США большую роль в такой стратификации сыграли либеральные программы предоставления дешевого и бесплатного жилья бедным - Public Housing Projects - вот все малоприспособленные к обычной жизни и работе там и собрались. В итоге целые районы перешли под контроль преступных группировок. Отметим, что панацеи тут нет, и недавние попытки расселения и рассредоточения "неблагополучных" привели попросту к инфицированию ранее спокойных районов.

Совершенно ужасны были и последствия идеи разместить университетские кампусы вблизи районов с плохой репутацией. Думали плохие места облагородить, а получили цепь изнасилований в кампусах. Мы-то с вами знаем на примере нашей армии и лагерей, что власть в бараке быстро переходит к самому отмороженному отморозку (деду). А американских политиков почему-то этой мудрости не научили, не всех, во всяком случае.

Так вот, чтобы правильно ориентироваться на месте, пользуйтесь народными приметами, собранными здесь составителями. Разобраться в тонкостях впечатляющих деталей американского быта вам поможет знание многих терминов из нашего словаря, но особенно понимание вполне пристойного слова zoning (районирование).

В Америке нет свободы и распущенности в русском смысле - вседозволенность. То есть они там, конечно, есть, но исключительно, как вы уже догадались, в американском смысле. Нельзя там у школы водкой торговать (и, что для них характерно, раз нельзя - не торгуют!). Но все незапрещенное разрешено. Где и какая, скажем, коммерческая деятельность допустима, определяют городские или районные власти, причем формально и строго. За порядком следят серьезно (см., например, цв. илл. (Так в Америке поддерживают порядок. Cops, типичные, на лошадках. В Канаде полиция даже Официально называется RCMP = Royal Canadian Mounted Police — Королевская Канадская Конная Полиция. А приглядывать есть за чем, это видно из других иллюстраций страницы.)), и причины понятны (см. цв. илл. (Наш перевод названия журнала — "Времена кайфа", тут и знакомое слово "pot" есть.), (Фрагмент из пародийного комикса "Fartman".)).

На цв. илл. , (Верные признаки "плохих" районов: колючая проволока (хоть где-то), решетки на окнах, хмурые, озабоченные выражения на лицах (предчувствие возможности физической угрозы), надписи на стенах (граффити), объявления про что-то для взрослых и т. д. Правда, на многие наши районы похоже? Потому туристы к нам ехать и побаиваются. Если на городской улице вы увидели колючку или разрисованные стены — они тут явно неспроста. Это не Россия. В нормальном, благополучном районе такого...) - фотографии относительно "плохих" районов. Вот их описание.

Если вы видите вокруг на вывесках термины из этого словаря - уверяем вас, это не случайно. Наверняка весь квартал, в котором вы находитесь, пользуется сомнительной репутацией, и помимо того, на что вы прямо смотрите, по сторонам еще много-много всякого нехорошего и разного происходит. Для проверки рекомендуем прогуляться в таком квартале по улице этак медленно, с праздным видом. К вам подойдут и озвучат несколько популярных выражений, например: "Want some action?" или: "What are you up for?" (см. action, up for). Напоминаем, что авторы не несут ответственности за последствия своих рекомендаций. Заметим также, что приведенные выше термины, хотя и не относятся к неприличным словам, на самом деле очень прямые.

На вывесках предпочитают эвфемизмы. Репутацией стран распущенных в США пользуются все европейские, а особенно скандинавские и Голландия. Так что если речь не идет об этнических ресторанах, обращайте внимание на наличие на вывесках иностранной (не американской) атрибутики. В "Amsterdam Bookstore" наверняка торгуют порнографией, "Swedish massage" звучит двусмысленно и полунеприлично (см. рис. (Мы что вам рассказывали про европейские ассоциации американцев (см. FRENCH и GREEK)? Да, на щите написано верно, это действительно..not your average book store (не обычный книжный магазин), уж поверьте! Там и видео для взрослых, и еще много чего, и открыто круглосуточно... Дания (в понимании американцев)!) к слову FRENCH). Напротив, солидные заведения стараются включать в название слова American и Family - символы положительности, надежности, почитаемости протестантских (пуританских) традиций.

В принципе, районы, где иностранцу надо быть внимательным, мы можем разделить на три группы.

1. Безусловно опасные. Это о них мы говорили вначале - там грабят и стреляют, и могут убить просто потому, что вы не местный. Их контролируют банды, часто сгруппированные по национальному признаку, связанные с распространением наркотиков. Опознаются такие места легче всего по запущенности, обилию побитых машин и бродящих как бы без определенной цели личностей - для рабочей Америки это совершенно не характерно. Туда ходить не надо, индивидуальной защиты не предусмотрено. Полиция когда-то приедет, но может быть поздно.

2. Кварталы взрослых развлечений. Тут опасность прямого нападения гораздо ниже, зато вероятны приставания с возможной последующей потерей денег, невинности и приобретением нового иммунного статуса. Особенно за кошельком смотрите! Вот эти места вы легко опознаете по обилию вывесок с терминологией из нашего словаря (см. цв. илл. , (А один постсоветский деятель недавно заявил еще, что в Америке порнографии нет. Ну да, конечно... Просто надо знать, где искать (см. zoning). Увидите знак XXX, там найдете и peep show, и adult video, и erotic toys. Открыто все обычно 24 часа, мужчины иногда интересуются, но наплыва клиентов нет. Обычные кино и ТВ, где "про это" тоже показывают, побеждают. Да потом и Интернет есть, и заказы по почте.)).

3. Анклавы проживания сексуальных меньшинств. Они относительно безопасны, но "русско туристо облико морале" может быть по-настоящему поражен, войдя почти в любой бар. Плюс ко всему люди, которым не так много осталось жить, вечерами нередко выпивают больше нормы, а им потом машину водить. Вы там наверняка увидите флаги Rainbow Coalition (см. цв. илл. (Над этим временным жильем флагов сразу два. Здесь уже веселее. Слева — понятно что. Проявление патологического патриотизма американцев. Интереснее флаг справа. Это флаг Rainbow Coalition — движения за права голубых, розовых и т. д. (подробнее см. в комментариях к слову). Так что перед нами стоянка патриотического гомосексуалиста.) к словам rainbow coalition), причем в необычайном количестве.

В Америке гуляют в историческом центре города, в парках и других специально отведенных местах, а в спальных районах - разве что трусцой бегают да собак выгуливают. Часто и тротуаров нет, увидят вас идущим пешком - спросят, что случилось, не надо ли помочь. В транспорте и на дороге вы, конечно, можете встретиться с кем угодно. Американцы обычно ездят на своих собственных машинах, если не слишком далеко. Абсолютно безопасны самолеты (аэропорты) и поезда. Междугородними автобусами (Greyhound) пользуются люди небогатые. Вокруг автостанций небезопасно, но в самих автобусах и внутри автостанций ничего страшного не происходит. В Канаде общественный транспорт безопасен (неприятностей, кроме ДТП, практически не бывает), им пользуются все. В США городские автобусы и троллейбусы малоприятны, а метро может быть просто опасным, особенно вечером. Но это уже не про язык. Ощущение опасности возникает от невербального контакта - в американских гнусных местах люди ведут себя, как в России - не улыбаются, не здороваются, оглядываются и имеют озабоченный вид. Что там, мы в метро такие коммунальные скандалы наблюдали - прямо Воронья слободка!

Короче говоря, welcome! Если приедете, со временем сами разберетесь. Но если вам придется сразу же окунуться в среду, изъясняющуюся исключительно выражениями из нашего словаря, предстоящему вам опыту не позавидуешь.

  Семь самураев

   1954 – Япония (200 мин)

     Произв. Toho (Содзиро Мотоки)

     Реж. АКИРА КУРОСАВА

     Сцен. Акира Куросава, Синобу Хасимото, Хидэо Огуни

     Опер. Асакадзу Накаи

     Муз. Фумио Хаясака

     В ролях Такаси Симура (Камбэй), Тосиро Мифунэ (Кикутиё), Ёсио Инаба (Горобэй), Сэйдзи Миягути (Кюдзо), Минору Тиаки (Хэйхати), Дайскэ Като (Ситиродзи), Ко Кимура (Кацусиро), Каматари Фудзивара (Мандзо), Кунинори Кодо (Гисаку), Бокудзэн Хидари (Тохэй), Ёсио Косуги (Москэ), Ёсио Цутия (Рикити), Кэйко Цусима (Сино), Тораноскэ Огава (старейшина).

   Краткое содержание 200-мин версии.

   XVI в. Японские крестьяне живут в вечном страхе перед бандитами, которые насилуют, убивают, отбирают урожай. Главарь банды всадников готовится ограбить деревню; его останавливают лишь доводы местных жителей, которые напоминают бандитам, что они уже грабили их весной. «Ладно, – говорит главарь, – вернемся после жатвы». Жители деревни приходят в ужас от этой угрозы, сетуют на свою судьбу и думают о том, что делать дальше. Они приходят за советом к старейшине, и тот заявляет: «Мы будем драться. Наймем самураев». Но еще предстоит найти их – честных и готовых рисковать жизнью за 3 кормежки в день, поскольку это все, что крестьяне могут им предложить. Несколько крестьян – Рикити, Москэ и пр. – отправляются в ближайший город искать этих редкостных людей. Поначалу их поиски приносят лишь расстройства и унижения. Они уже готовы отступиться, но в этот момент становятся свидетелями того, как самурай Камбэй, притворившись монахом, ловко расправляется с грабителем, похитившем ребенка. Затеяв разговор с грабителем, укрывшимся в сарае, он убивает его и освобождает ребенка. После этого подвига крестьяне подходят к нему, и он, тронутый их бедой, говорит, что для защиты деревни потребуются не 2 и не 3 самурая, а больше. Семь, по его мнению, – подходящее число. Он начинает набор воинов.

   Он испытывает кандидатов при помощи молодого Кацусиро, мечтающего стать его учеником: тот неожиданно нападает на каждого. (Когда крестьяне в отчаянии обнаруживают, что запасы риса, приготовленные для самураев, украдены, Кацусиро отдает им все свои деньги.) Горобэй разгадывает их план еще до начала испытания. Он соглашается присоединиться к Камбэю, потому что восхищается им. Он нанимает Хэйхати, очень бедного самурая, зарабатывающего рубкой дров для лавочника. За это время Камбэй находит старого друга Ситиродзи и втягивает его в предприятие. Наблюдая за поединком 2 самураев, он нанимает победителя, молчаливого и очень умелого Кюдзо. Крестьяне настойчиво просят Камбэя нанять также и Кацусиро, который очень этого хочет. Камбэй соглашается, после чего заявляет, что шести человек достаточно. Но один крестьянин нанимает 7-го самурая, который кажется ему весьма грозным. Камбэй придумывает для него испытание. Но самурай оказывается совершенно пьян, и Кацусиро легко одерживает верх над ним. Никто не может поверить, что он настоящий самурай. Тем не менее он уверяет всех в своем благородном происхождении и предоставляет родовые бумаги. Он называется именем Кикутиё. Камбэй изучает бумаги и обнаруживает, что Кикутиё – 13 лет от роду. Так называемый самурай украл эти бумаги. Он забывается пьяным сном.

   Чуть позже самураи, ведомые Рикити, направляются в деревню. Самурай-самозванец, которого все в насмешку называют Кикутиё, следует за ними, хвастливо жестикулируя. В деревне крестьянин Мандзо, боящийся самураев как чумы, заставляет свою дочь Сино переодеться мальчишкой. Когда самураи вступают в деревню, их никто не встречает. Рикити отводит их к старейшине, и тот извиняется за односельчан. Они в страхе: говорят, будто бандиты уже рядом и готовятся напасть на деревню. На самом деле это Кикутиё (которого самураи все-таки приняли в отряд) распустил ложные слухи, чтобы выманить крестьян из укрытия. В последующие дни Камбэй начинает разрабатывать план обороны. Нужно построить баррикаду, затопить часть полей, чтобы получился ров с водой, пожертвовать при этом несколькими домами и мельницей. Кикутиё, словно унтер-офицер, муштрует группу крестьян на потеху местным ребятишкам. Кацусиро находит в полях Сино (переодетую мальчиком) и приказывает ей немедленно приступить к тренировкам и только потом понимает, что перед ним женщина. Кикутиё находит у крестьян самурайскую одежду и прочие трофеи, несомненно взятые с трупов самураев, убитых в этих краях. Эта находка поражает и огорчает защитников деревни. Кикутиё стыдит крестьян: к тому же ему кажется, что они прячут от них продовольствие. Но тут же он начинает их защищать – и все вокруг понимают, что он и сам крестьянин.

   Кюдзо видит, как Кацусиро уходит на свидание с Сино. Кацусиро просит его держать это в тайне. Кикутиё раздает детям рис из рациона самураев. Камбэй злится, когда видит, что крестьяне бросают оружие. «Это война, – говорит он. – Эгоист сам себя погубит». Женщины выходят из укрытия, чтобы собрать урожай. Раньше самураи ни разу не видели их. На ночном дежурстве Хэйхати замечает, что крестьянин Рикити невесел, и пытается разговорить его, но безуспешно. Днем все сообща копают ров. Кикутиё пробует удержаться верхом на лошади, но тут же летит на землю. Сино хочет отдаться Кацусиро, но тот не смеет к ней прикоснуться. Они замечают лошадей, не появлявшихся ранее в деревне, и предупреждают об этом самураев. Бандиты, прибывшие на разведку, убиты; один взят в плен. Камбэй не дает крестьянам расправиться с ним, затем разрешает женщине, сына которой убили бандиты, совершить акт возмездия. Три самурая, следуя за Рикити, поджигают дома бандитов в крепости на Орлиной горе. Рикити, словно обезумев, бросается к подруге одного бандита, решившей погибнуть в пожаре; выясняется, что это его жена. Пытаясь спасти Рикити, погибает Хэйхати. Церемония вокруг могилы Хэйхати.

   Бандиты спускаются с холма и подбираются к деревне. Один пытается изучить ров, и его убивают. Родственники ищут старейшину, упорно не желающего покидать свой дом, хотя им решено пожертвовать в целях обороны. Крестьяне под руководством самураев атакуют бандитов по всем фронтам. Кикутиё приходит в дом старейшины, подожженный бандитами, чтобы забрать оттуда его дочь и внука. «Я сам был как этот ребенок!» ― восклицает Кикутиё в слезах, когда берет малыша на руки. Самураи хвалят крестьян за отвагу в бою. Бандиты разгромлены на востоке, западе и юге. Но те, что остались в живых, собираются на севере. Камбэй планирует заманивать их в ловушки по одному-двое. Кюдзо забирает аркебузы у 2 бандитов, убитых им одновременно. Кацусиро хочет выразить ему свой восторг, но Кюдзо больше нужен сон, чем похвалы.

   Наутро план Камбэя приводят в исполнение. Кикутиё, переодетый в бандита, заговаривает с врагом, который принимает его за своего и платит за ошибку жизнью. Кикутиё попрекают тем, что он действовал в одиночку и по своей инициативе. Двум бандитам удается пробраться вглубь деревни, и они учиняют там погром. Горобэй погибает. Много погибших и со стороны крестьян. «Следующая схватка станет решающей», – говорит Камбэй, намекая на 13 оставшихся в живых бандитов. Сино думает, что жить ей осталось недолго, и отдается Кацусиро. Отец стыдит и бьет ее за это. Его останавливает Камбэй. Финальная битва происходит в грязи и под дождем. Кюдзо убивает главарь бандитов, укрывшийся в доме, где прячутся женщины. Кикутиё убивает его, но и сам погибает при этом. Все бандиты перебиты. Мир возвращается в эти края, и 3 оставшихся в живых самурая ― Камбэй, Кацусиро и Ситиродзи – смотрят, как крестьяне сажают рис. Сино, идя на работу в поле, в страхе отводит глаза от Кацусиро. «Победили крестьяне. Не мы», – говорит Камбэй.

   ►  Долгое время Семь самураев был самым знаменитым в мире японским фильмом, но начиналось все с тяжелых съемок: одних из самых длинных и дорогостоящих в истории японского кинематографа. В какой-то момент фирма-продюсер «Toho», напуганная масштабами, которые начали приобретать эти съемки, приостановила их на время. Позднее, повторяя удар, нанесенный фирмой «Shochiku» по Идиоту, Hakuchi, сокращенному с 245 до 165 мин, «Toho» выпустила полную, 200-мин версию фильма лишь в избранных залах в крупных городах. Остальная же часть японских зрителей получила в распоряжение 160-мин версию; еще более укороченный монтаж был предназначен для заграничного проката. Семь самураев нельзя считать типичным примером амбициозной японской кинопродукции, поскольку действия в нем гораздо больше, чем созерцания, а движения – больше, чем раздумий. И все же гуманизм Куросавы пронизывает всю картину от начала и до конца, особенно в том, что касается столкновения 2 образов жизни, 2 культур – крестьянской и военной. Укороченная версия не только вносит неясность в ход сражений во 2-й части, но и обедняет портреты крестьян и 7 самураев. Куросава не стремился создать подлинные характеры, однако позаботился о том, чтобы все семеро четко различались между собой. Каждый воплощает какую-либо сторону, характерную черту морали и духа самурая и становится в некотором роде их ходячим символом. Камбэй воплощает в себе самурайскую мудрость, с большой долей разочарованности в жизни, которая ничуть не мешает ему действовать, но лишь подчеркивает мимолетность и саморазрушителыюсть этого действия. Хэйхати и Горобэй воплощают хитрость, жизнерадостность, рассудительность, свойственные характеру самурая. Кюдзо – аскетическую собранность, позволяющую с каким-то смирением и с безразличием к похвале совершать воинские подвиги и чудеса владения телом. Кацусиро – молодость, энтузиазм, доброту, идеализм начинающего самурая. Ситиродзи – неприметный профессионализм, намеренно остающийся в тени. Кикутиё, у которого нет имени, кроме краденого (оно прицепилось к нему в насмешку), – самый сложный, увлекательный и наиболее новаторский персонаж фильма. Он находится на границе между культурами, и на их сопоставлении построена немалая часть картины. Крестьянин по происхождению, самурай по собственной воле, он предстает перед нами как краснобай, хвастун, скрывающий застенчивость за внешней отвагой и постоянно чувствующий себя не в своей тарелке. Этого забавного маргинала Куросава сделал весьма колоритным и чуть более искусственным, нежели остальных самураев. Он многое воображает о себе, но становится, по сути, никем и превращается в марионетку из театра кукол – очень симпатичную, вызывающую то смех, то жалость.

   Финальная фраза Камбэя вызвала множество споров. На самом деле, по мнению Куросавы, в фильме нет проигравших, за исключением бандитов. Крестьяне одержали победу над извечным врагом, а главное – над собой. В сражении они обрели силу и сплоченность. Самураи принесли себя в жертву, но помогли победить тем, кто вечно проигрывал, а потому победили и сами – как победит позднее врач по прозвищу Рыжая Борода в одноименном фильме (Akahige *), хотя борьбу с нищетой, болезнями, злобой и несправедливостью ему вечно приходится начинать сначала. Это в высшей степени удручающая борьба. И главное намерение Куросавы – показать уныние, усталость главным врагом человечества. С этой точки зрения гуманизм становится для него синонимом эпоса, и все эти фильмы в целом представляют собой обширный эпос о стойкости человека. В Семи самураях перед нами предстает, возможно, самая внешняя часть этого эпоса. Куросава изобразил борьбу крестьян и самураев с бандитами в очень красивом визуальном стиле. Психология персонажей часто отходит на 2-й план перед взрывами напряженных и кипящих, но быстро остывающих чувств – как трагическое оцепенение, настигающее того или иного крестьянина при столкновении со смертью.

   N.B. Американский ремейк Джона Стёрджеса Великолепная семерка, The Magnificent Seven, 1960, перенес действие и персонажей Куросавы в Мексику, опошлив их почти до неузнаваемости. За фильмом последовали продолжения: Возвращение семерки, Return of the Seven, Бёрт Кеннеди, 1966; Ружья великолепной семерки, Guns of the Magnificent Seven, Пол Уэндкос, 1969; Великолепная семерка снова в седле, The Magnificent Seven Ride! Джордж Макгоуэн, 1972.

   БИБЛИОГРАФИЯ: сценарий и диалоги укороченной версии (с некоторыми добавлениями из более длинной англ. копии) в журнале «L'Avant-Scène», № 113 (1971). См. также труд Доналда Ричи, посвященный фильму: Donald Richie, Grove Press, New York, 1970.

  Терраса

   1980 – Франция – Италия (160 мин)

     Произв. Dean Film (Рим) (Пио Анджелетти, Адриано Де Микели), Les Films Marceau-Cocinor (Париж)

     Реж. ЭТТОРЕ СКОЛА

     Сцен. Аге (= Агеноре Инкроччи), Скарпелли, Этторе Скола

     Опер. Паскуалино Де Сантис (Eastmancolor)

     Муз. Армандо Тровайоли

     Дек. Лучано Риккари

     В ролях Уго Тоньяцци (Амедео), Витторио Гассман (Марио Дорацио), Жан-Луи Трентиньян (Энрико Дорси), Марчелло Мастроянни (Луиджи), Серж Реджани (Серджо Стиллер), Стефано Сатта Флорес (Тиццо), Стефания Сандрелли (Джованна), Карла Гравина (Карла), Омбретта Колли (Энца, подруга Амедео), Галлеацо Бенти (Галлеацо), Милена Вукотич (Эмануэла), Аге (психиатр Эмилио), Мари Трентиньян (Изабелла), Симонетта Дель Фрате (Ада, жена Тиццо), Мари-Клер Сольвиль (Марчелла, жена Марио), Георгиера Данон Дзора (Николетта, сестра Карлы).

   На светском приеме собираются все сливки римского интеллектуального общества: сценаристы, журналисты, депутаты и т. п. Большинство приглашенных преуспели или умело имитируют успех. Тем не менее многие переживают кризис.

   Сценарист Энрико Дорси пытается избежать встречи с продюсером, которому он должен сдать сценарий. На приеме он сходится в схватке с критиком Тиццо, который утверждает, будто сатирические фильмы Дорси ищут компромисса с властью. «На себя посмотри! – в бешенстве кричит Энрико. – Как написать драматический образ такой куклы, марионетки, как ты?» Позднее он добавит: «Да, я хочу писать карикатуры, сатиру, а не мелочные проблемные драмы». После этого он уходит, хлопнув дверью. Всю ночь напролет он пытается работать. Но чистый лист бумаги как будто смеется над ним. Однако в телефонном разговоре он пересказывает своему продюсеру Амедео комическую новеллу, придуманную на ходу, и продюсер приходит в восторг от ее вульгарности. В глубине души Энрико чувствует себя пленником своего творческого багажа: он уже не имеет права писать что-либо, кроме комедий. Он нарочно сует палец в электрическую точилку для карандашей, подаренную Амедео, и попадает в больницу. Но главные проблемы у него не с пальцем, а с головой.

   Луиджи, политический журналист, сто раз переписавший одну и ту же статью, пытается вернуть жену, работающую на телевидении. Он всюду называет себя ее Пигмалионом, хотя на самом деле он всегда мешал ее проектам. Он приглашает ее в шикарный ресторан. Она готова вернуться к совместной жизни, но Луиджи сам вдруг отчетливо понимает, что их время прошло.

   Серджо Стиллер, консультант по культурным вопросам па телеканале «RAI», давно уже не верит в собственную значимость. Впрочем, у него нет никакой реальной власти. Он не может помешать руководителю канала купить очередной американский сериал или вложить деньги в создание жалкой авангардистской экранизации «Капитана Фракасса». Он медленно и систематично морит себя голодом и в конце концов умирает в декорациях «Фракасса», покрытых бутафорским снегом.

   Стараясь вернуть жену, Амедео делает ей приятное, вложившись в производство модернистского фильма совершенно не в его вкусе. Фильм, который снимает претенциозный и наглый режиссер-дебютант, называется «Отступник» и заканчивается сценой жестокого сексуального насилия. После 1-го показа Амедео принимает поздравления. Однако знакомый психиатр говорит ему, что не важно, какая судьба ждет фильм – успех или провал: в любом случае на его продюсерской карьере поставлен крест.

   Депутат-коммунист Марио Дорацио вступает в мимолетную связь с молодой супругой одного рекламщика. Эта любовная история чуть было не побуждает его пересмотреть свои взгляды на жизнь (как политическую, так и личную), однако пересмотр этот происходит лишь теоретически, на словах. Проходит несколько месяцев, и на другом светском приеме, весьма напоминающем первый, весь бомонд переходит к ругани и оскорблениям. Дорацио злобствует пуще прочих: «Недовольная элита еще хуже, чем элита довольная», – восклицает он. Он упрекает друзей в том, что ему стыдно видеть в них свое собственное противное отражение.

   Актер-комик Галлеацо Бенти, некогда уехавший из Италии в Южную Америку, ненадолго приехал в Рим, надеясь снова найти тут работу, но теперь собирается обратно, поскольку приезд не принес ему ничего, кроме огорчений. Он оскорбляет соотечественников, глубоко ранивших его насмешками и безразличием. Те же, кто остается, вволю поскандалив, принимаются петь хором мелодии своей молодости, пока сильная гроза не смывает их с террасы.

   ►  109-я картина в послужном списке сценаристов Аге и Скарпелли, который на сегодняшний день насчитывает 120 позиций (см. Marie-Christine Questerbert, Les scénaristes italiens, Hatier, 1988); и эта картина не похожа на остальные. В ней так важна доля коллективной автобиографии и так удивительна свобода в обращении с устоями традиционного кинематографа, что почти кажется, будто перед нами не фильм, а сон, будто авторы придумали его лишь затем, чтобы подвести итог собственной жизни, рассказать о том виде кинематографа, который им дорог, поместив рассказ в ту самую среду, где рождался этот самый кинематограф. Мы, конечно, не собираемся отнимать лавры у Сколы, инициатора, соавтора и режиссера картины, но надо отметить, что Терраса в первую очередь – итоговое творение чрезвычайно плодотворного дуэта сценаристов Аге и Скарпелли хотя бы потому, что она отражает точку зрения их поколения. Из 5 главных героев 4 стоят на пороге 60-летия: столько же было и сценаристам к началу съемок. Во всей команде только Трентиньян (кстати, наименее удачно подобранный из 5 актеров) и сам Скола относятся к категории «молодняка»: они родились в начале 30-х. Разница может показаться небольшой, но это не так, поскольку именно возраст главных героев становится важнейшей составляющей цельности и символичности фильма.

   Свобода и изобретательность фильма чувствуются уже в его сюжетной конструкции. Есть главный образ, «ствол» в виде 2 светских приемов; от этого ствола ответвляются 5 ветвей, сюжетов, портретов, и каждый представляет собой и частную историю одного человека, и взгляд на общее моральное и психологическое положение в обществе, где доминируют сомнение, усталость, отвращение к себе и склонность к самоуничижению, доведенному до жалости к себе. Несмотря на индивидуальные различия между приглашенными (хотя, по сути, эти различия не так уж и важны), авторы дают почувствовать пассивную сплоченность этого общества, их коллективную ответственность в том крахе, который они сами замечают в себе и в окружающих. Немалой частью содержания Терраса служит своеобразным постскриптумом к истории итальянской комедии – жанра, сыгравшего в Италии 60-70-х гг. такую же роль, что и неореализм в Италии 40-50-х. При том немаловажном отличии, что неореалистические картины создавались при благожелательном одобрении со стороны интеллигенции, тогда как итальянскую комедию эти круги всегда в большей или меньшей степени презирали.

   Помимо синтетической конструкции и стремления к подведению итогов, Терраса добавляет в арсенал итальянской комедии трогательный лиризм, которого итальянские комедии всегда сторонились, не изменяя своему нарочито сухому стилю даже в тех случаях, когда сюжеты этих фильмов завершались трагически (см. финал Обгона, II Sorpasso). Сочетание чрезвычайно острой сатиры и трогательности составляет специфическую интонацию Террасы. Эта трогательность порождается автобиографическими мотивами, определенной невыносимостью бытия, которая усиливается в главных героях с приближением старости, и, наконец, той общей для них чертой, которую можно определить как бессильную ясность ума. Больше всего жалости и сочувствия вызывает, конечно же, Галлеацо Бенти (играющий самого себя). Специфическая конструкция сюжета оживляет его лишь на террасе (в начальной и заключительной сценах) и в новелле, которую сценарист пересказывает продюсеру. Он кажется настолько обездоленным, что будто живет только под взглядами других и в рассказываемых ими историях.

   С точки зрения сатиры отметим как дополнительное доказательство мастерства сценаристов и их верности самим себе, что 5 главных историй содержат в себе множество сцен, по едкости, эффективности и лаконичности ни в чем не уступающих лучшим новеллам итальянской комедии. Так во 2-й истории (с Мастроянни) есть сцена, когда продвинутый кинокритик самым банальным и пошлым образом реагирует на известие о том, что его 50-летняя теща ждет ребенка. Ему стыдно, он боится скандала и умоляет: «Только не говорите ни слова профессору Помаранджо!» – не зная о том, что Помаранджо и есть отец ребенка. В сюжетной линии персонажа Мастроянни есть также сцена ужина при свечах, когда чувственная и романтичная атмосфера нарушается скрипом тележки, которую толкает перед собой старый трясущийся официант. В 3-й истории есть ошеломляющая сцена, когда огромный кабинет героя Реджани с передвижными стенами за несколько секунд сокращается до крохотных размеров, отражая тем самым потерю персонажем влияния и власти на своем рабочем месте.

   Немаловажное место в фильме уделяется женщинам. Однако ни одна не имеет права на собственную сюжетную линию. Они описываются глазами 60-летних мужчин, которые по большей части живут с женщинами гораздо моложе себя, не имея возможности ни угнаться за ними, ни понять их. В бесплодных попытках сделать это они часто втягиваются в странные начинания, чем еще больше подчеркивают свою оторванность от реальности. Несмотря на безжалостность к недостаткам и смехотворности женщин (см. сцену, где персонаж Реджани иронизирует над тем, как Карла (Травина) пресмыкается перед директором телеканала: «Настоящий маленький мужчина!»), женоненавистничество авторов, отягощенное в данном случае конфликтом поколений, не выделяется особо на фоне их общей мизантропии. Что же касается совсем юных персонажей (как, например, персонаж Мари Трентиньян), то тут уже речь идет не столько о конфликте, сколько о глубокой пропасти, как будто новое поколение родилось на другой планете. Со строго кинематографической точки зрения это крайне пессимистичное подведение итогов, похоже, знаменует собой конец кинематографа, популярного одновременно и среди публики, и среди критиков, – кинематографа, к которому очень нежно относятся авторы. Сегодня, 10 лет спустя, Терраса, завещание итальянской комедии, приобретает еще более обобщенное значение, и обращается ко всему кинематографу в целом. «Куда идет кино?» – этот вопрос кинематограф постоянно задает сам себе; в этом глубокомысленном фильме он находит особенно живое и тревожное отражение.

   БИБЛИОГРАФИЯ: раскадровка (477 планов) в журнале «L'Avanl-Scène», № 262 (1981) вместе с интервью Аге и Скарпелли.

также просто Calla

см. тж Grand Crescent, Middle Crescent